« Previous Page Table of Contents Next Page »

Жизнь летних лагерей.

Жизнь в лагере постепенно наполнялась смыслом. Курс, работа, развивающаяся культурная жизнь, футбол, волейбол, был даже создан театр на идиш. Мы были заключёнными, но это было больше похоже на пионерский лагерь. Были вечеринки и свадьбы, рождались дети, и не было забот о заработке. Всё было нормально кроме ограничения свободы передвижения, (это разрешалось только в пределах лагеря) и желания уехать в Израиль.

Одним из самых волнующих событий был концерт Шошаны Дамари, певицы из Израиля. Все обитатели лагеря собрались на стадионе, в центре которого соорудили временную сцену. На сцене стояла смуглая красавица, каких нечасто можно было увидеть в Европе. Она была очень загорелая с чёрными как смоль волосами. Но более всего впечатлял её голос и её песни. Они зажигали всех присутствующих и, несмотря на то, что музыкант, сопровождавший её не смог сыграть на аккордеоне (очевидно, он сломался при переезде), она просто загипнотизировала нас своим пением. Все получили огромное удовольствие, но вместе с тем она очень разочаровала тех, кто считал, что он говорит на иврите. Я учился на разговорном иврите в сефардийском стиле, но оригинальный иврит я слышал впервые в жизни. До приезда в Бухарест, я не знал, что существуют евреи сефарды и ашкеназы. В Бухаресте нам рассказывали, что сефарды это элита еврейства и что они происходят от дяди испанского короля, и они были изгнаны из Испании инквизицией. На Кипре я встречал марроканских евреев, но Шошанна Дамари для меня представляла настоящих израильских евреев, и только позже я понял, что она еврейка тайманского происхождения.

Звуки её песен сопровождали меня многие годы и, несмотря на то, что позже я слышал ещё десятки и сотни раз, всякий раз её голос возвращает меня к тем приятным воспоминаниям о Кипре. Много лет спустя, в телепередаче, посвящённой её жизни, Шошанна рассказала о том, что самым волнующим событием в её богатой и продолжительной карьере были встреча и концерт перед еврейскими беженцами на Кипре.

Мы не соглашались получать электричество от британцев и не хотели, чтобы они дали нам радио для прослушивания новостей. Газет мы почти не получали и потому существовал "голод" на известия и новости. У каждой партии была палатка новостей, которые можно было послушать в определённое время. Ежедневно читали новости через рупор. Все эти новости были на идиш и включали в себя известия об Израиле и о борьбе против британцев, время от времени были и другие новости, но никто не пытался передавать новости для выходцев из Северной Африки ни на иврите, ни на арабском.

Семья Гамерман уезжает в Израиль.

Приблизительно через четыре месяца пребывания на Кипре, насколько я помню в апреле месяце, Элиэзер и Элька получили разрешение уехать в Израиль. Они оказались перед дилеммой оставить меня и наконец-то уехать в Израиль, или  остаться до тех пор, пока я получу разрешение. Я торопил их уехать и пообещал им, что скоро уеду и я. У них ещё были воспоминания об их детях, которых они после расставания так и не увидели, поэтому им было особенно трудно принять это решение. Они уехали, и я снова остался один, но ненадолго.

Объединение с родителями.

В течение, того времени, которые я провёл в лоне семьи Гамерман, я вообще не думал о возможности объединения со своими родителями посредством моего переезда к ним или их ко мне. После отъезда Гамерманов, я задействовал свои связи с капитаном, и мои родители были очень удивлены, когда им разрешили переехать в летний лагерь. Мы не встречались больше полугода, и потому встреча была очень трогательной, однако я вёл себя не очень красиво. Я не проявил особой радости и очень восхищался отношением Элиэзера и Элькале ко мне. Это вызвало у моих родных двоякое чувство: радость с одной стороны и неприязнь с другой. Вообще я считаю, что должен за многое попросить у моей мамы прощения. Она любила своих детей, но у неё никогда это не было показным чувством, она всегда жертвовала собой ради других. Например, когда надо было купить лекарства для Дины, она без всяких колебаний вырывала свои золотые зубы для этой цели. Она заботилась о том, как прокормить детей и семью, прежде всего, а потом себя. Я с сожалением и стыдом вспоминаю, что не хотел ездить с ней на электричке в Бухарест, так как она была бедно одета, и её румынский был простым и недостойным ученика гимназии. Вообще список обид, нанесённых ей нами, очень длинный. С момента её смерти, в возрасте 69 лет, меня мучает сознание, что в несправедливом отношении к ней есть и моя доля. Очевидно, судить меня за это будут, мои дети, я только надеюсь, что они не перестараются, так как и их очередь дойдёт, как сказано: "Не суди других, и сам, судим не будешь".

Для мамы переезд в летний лагерь был своевременным. Условия там были намного лучше, и пища была в больших количествах, благодаря моим манипуляциям. Палатка была большая, а печка просто сказка. Как я уже упоминал, моя мама могла приготовить суп из топора, а из продуктов, которые получали в 63-ем лагере, она готовила изысканнейшие блюда. Вообще на Кипре делались довольно странные вещи, например, одежду шили из палаточной ткани, разметку футбольного поля делали из кукурузной муки, подвенечные платья шили из гигиенических прокладок, а театральные подмостки из ящиков от апельсинов.

Когда мои родители присоединились ко мне, я привыкал к ним постепенно. Мориц, сын Дины Койфман в 61-ом лагере был членом Бейтара, партии, к которой он присоединился по примеру своего брата Мони (Моше). Моя мама пригласила его присоединиться к нам, однако из-за его принадлежности к Бейтару, он не согласился, но, несмотря на это, каждый день приносил свой паёк, который мама присоединяла к нашим и, таким образом готовила, настоящую, домашнюю пищу.

Папа ничем не занимался, и это очень не подходило к его характеру, но таким было положение дел. Торговли, как таковой на Кипре не существовало, так как не было рынка, лишь изредка производился обмен. Партии, которые папа не выносил ещё с 30-ых годов, выводили его из себя, он им не верил и считал их паразитами. Его брат Матитьягу, уехавший в Израиль ещё в 20-ые годы, писал, что он хочет сделать в Израиле капиталовложение: купить цитрусовые сады, построить мельницу и пожертвовать деньги разным фондам, однако он ничего не купил, не построил и не пожертвовал достаточно. Он всё же послал денег моему дяде, чтобы облегчить ему жизнь в Израиле, но не более того. В конце 30-ых годов он писал нам, что тучи сгущаются, и потому советовал нам продать всё, и поскорее уехать из накалившейся Европы. Однако, несмотря на то, что мы не были равнодушны к его предостережениям, мы оттолкнули это решение ещё на несколько лет. Мы продолжали развиваться и инвестировать в Румынии, вместо того, чтобы уехать в Израиль и обосноваться там.

Провозглашение о создании государства Израиль.

15 мая 1948 года мы  услышали  о решении Бен-Гуриона на народном Совете провозгласить о создании государства Израиль. Мы праздновали весь день и всю ночь, надеясь, что назавтра лагеря расформируются и мы станем гражданами нашей новой и древней страны. Нашей радости не было границ, все обнимались с совершенно незнакомыми людьми, как с родными. Песни и пляски заполонили почти весь этот маленький остров. Вражда между сторонниками Бейтара и остальными исчезла, по крайней мере, на одни сутки.

Однако нас быстро постигло разочарование. Ничего не произошло. Прошли недели, пока, что-либо изменилось. В порядке очереди было дано разрешение уехать в Израиль старикам и детям. Я опасался, что снова буду вынужден расстаться с родителями из-за того, что они "старики" (им было под 50, и в моих глазах они были стариками), а мне было всего 17 с половиной лет. Чтобы этого не произошло, я сразу стал действовать с помощью связей с командиром лагеря и по совету приятеля из Хагана, посланника из Израиля, я изменил даты рождения в списках канцелярии командира лагеря. Документов у нас не было, поэтому возраст устанавливался по записям, которые делали при входе в лагерь. Так в течение ночи я помолодел и стал 16-летним, подходящим по критериям к репатриации при первой оказии.

Жизненная рутина в лагере не изменилась, британцы по прежнему препятствовали нашему выходу из лагерей. Несмотря на то, что было провозглашено независимое государство, по закону мы оставались заключёнными. Это было неприятное ощущение, однако надежда уехать крепла изо дня в день. Мы с напряжением следили за происходящим в стране. Известия об агрессии военных сил арабских стран и о тяжёлых боях нас очень беспокоили. Молодёжь и в основном те из нас, кто прошёл курсы Хагана, хотели как можно быстрее присоединиться к рядам воинов-защитников. Фактически мы были уже мобилизованными, которые ожидали очереди репатриироваться в Израиль.

Репатриация в Израиль.

Только 4-го июля 1948 года подошла очередь моих родителей и моя, как "ребёнка", уехать в Израиль. Причиной тому, что молодёжи не разрешали репатриироваться, было временное прекращение огня и по соглашению между воюющими сторонами было запрещено пополнение сил. После 7-ми месячного перерыва, который был для меня 40-летним скитанием в Синайской пустыне после изгнания из Египта, я продолжил дорогу в Израиль на том же корабле, на котором прибыл на Кипр. Нас вывезли из лагеря без военного конвоя, однако проверка документов была очень строгой. Я специально надел шорты, чтобы не вызвать подозрений по поводу своего истинного возраста, который я переделал в документах. Это были ложные опасения, так как лишь в своих собственных глазах я был взрослым, а в глазах солдат я был ребёнком. Мы поднялись на борт корабля "Пан Йорк", который переименовали на ивритское название "Независимость" и на мачте развивался флаг моей Родины, государства Израиль. На этот раз на корабле было только 1500 человек. Большую часть времени я проводил на палубе, вглядываясь в море, такое синее и прозрачное, привыкая узнавать воду, омывающую наши берега. Я пытался изучить виды рыб и медуз, вызывавших моё восхищение. Вместе со мной на борту корабля было большинство моих друзей с курса инструкторов. Они говорили о добровольном вступлении в Пальмах, как о своём предназначении. Мы были в наилучшей физической форме и думали, что очень быстро продвинемся и станем офицерами командного состава. Я не склонялся к добровольному призыву в Пальмах, так как считал, что у нас должна быть единая армия, а не раздельные соединения, такие как Пальмах, Эцель, Хагана и т.д. У меня всегда был и остался общегосударственный подход, в рамках будущей армии будут специальные подразделения, но все под объединённым командованием. Это мировоззрение сложилось у меня ещё на Кипре, и это уменьшило мою популярность в глазах товарищей. Они называли меня трусом, предателем и обманщиком, пытаясь изменить моё мнение об общегосударственном подходе. Приближаясь к берегам Израиля, мы увидели гору Тавор. Корабль будто замедлил свой ход, и все спонтанно запели гимн "Ха Тиква" и даже самые суровые из нас не смогли удержать слёзы. Мы обнялись, и каждый из нас поклялся, что никто, никогда и никому не позволит, чтобы у нас отняли нашу Родину, пусть мы и не родились здесь. Когда до берега остались считанные километры, между нами прошёл человек, представившийся как командир судна, и объявил, что все, кто подлежит призыву или выглядит таковым, как я, например, должен расстаться со своей семьёй и перейти на небольшое судно, которое приблизится к борту нашего. Причиной этому послужило то, что комиссия ООН проверяет, нет ли на борту подкрепления Армии защиты Израиля в период законного прекращения огня.

Освободительная война в Израиле.

Снова мне пришлось расставаться с родителями и снова знакомая картина: тихий плач, грустный и блуждающий взгляд и как в фильме проносятся картины всей жизни. На этот раз даже папа заплакал навзрыд, я же, как все подростки не придавал особого значения разлуке и не понимал, зачем плакать именно сейчас, когда я, наконец-то добрался до земли обетованной такой желанной и недосягаемой в течение стольких лет. Наконец я осуществил заветную мечту евреев из поколения в поколение как говорится в Торе: "В следующем году в Иерусалиме". Несмотря на всё, я тоже заплакал, правда, слёз я не показал, но они подступали к горлу и душили меня. Я взял с собой ранец, который сшили специально для меня, когда я уезжал из Бухареста. В нём почти ничего не было. Напоминаю, что из Румынии можно было вывезти 16 кг багажа, а на этот раз в моём ранце оставалось место ещё для 10-ти кг. Вместе с остальными парнями, которым ООН запретила въезд в Израиль, я спустился по верёвочной лестнице на небольшое судно. Мы сошли на берег, на территории, которую ООН не контролировала, в районе побережья под названием Шемен. Нас посадили на автобус под номером М-2 и повезли на Хадар Кармель, там мы пообедали в рабочей столовой. Еда там была настоящей и обильной. Апельсины не были для меня чем-то особенным, так как на Кипре я ими объедался и даже видел апельсиновые сады. Необычной для меня сейчас была газированная вода, которую можно было пить в неограниченных колличествах. На корабле и на Кипре нас ограничивали в питьевой воде и вдруг здесь не простая, а газированная, пей сколько хочешь. Из столовой нас повезли в Технион в Хайфе. Там в большой аудитории, которая предназначалась, очевидно, для лекций, мы должны были переночевать. Долгое время я не знал, куда увезли моих родителей. Я отправился на поиски Элиэзера и Элькале Гамерман и нашёл их в арабском районе на улице Стентон, в квартире, очевидно брошенной её хозяевами. Встреча с ними была радостной и волнующей. Элиэзер начал работать по специальности, которую он приобрёл во время войны на железной дороге. Они рассказали мне о жизни в стране и дали немного денег. Ночевать я вернулся в Технион, в одну из аудиторий, переделанную в гостиницу.

« Previous Page Table of Contents Next Page »

This material is made available by JewishGen, Inc. and the Yizkor Book Project for the purpose of
fulfilling our mission of disseminating information about the Holocaust and destroyed Jewish communities.
This material may not be copied, sold or bartered without JewishGen, Inc.'s permission. Rights may be reserved by the copyright holder.

JewishGen, Inc. makes no representations regarding the accuracy of the translation. The reader may wish to refer to the original material for verification.
JewishGen is not responsible for inaccuracies or omissions in the original work and cannot rewrite or edit the text to correct inaccuracies and/or omissions.
Our mission is to produce a translation of the original work and we cannot verify the accuracy of statements or alter facts cited.

  "Survive and Tell"     Yizkor Book Project     JewishGen Home Page

Yizkor Book Director, Lance Ackerfeld
This web page created by Lance Ackerfeld

Copyright © 1999-2024 by JewishGen, Inc.
Updated 8 Jan 2005 by LA