« Previous Page Table of Contents Next Page »

Вступление в комсомол.

В дереню приехал представитель компартии, с целью организовать комсомольскую ячейку. Потенциальными кандидатами были разумеется сплочённые члены ансамбля. Для этого ему не потребовалось особых усилий, он просто прикрепил к ансамблю молодую, лет 20-ти девушку, которая была комсомолкой со стажем из Советского Союза. Она работала в железнодорожной компании и была приставлена к станции в Буянах. По тем меркам она  была очень красивой: здоровой, сбитой, краснощёкой и курносой девушкой. У неё был красивый сильный голос, и она познакомила нас с репертуаром песен народов Советского Союза. Я думаю, что именно она привила мне любовь к русским песням, которая смешалась с ностальгией, к еврейским песням, корни которых происходили из музыки народов Восточной Европы и в частности России.

Для вступления в комсомол требовалось изучить произведения Маркса, Энгельса и Ленина. Мы ничего не понимали и потому готовились к почти стандартным вопросам, которые должны были быть на экзамене. Бояны относились к Садагурскому району. Мы поехали в райцентр для сдачи устного экзамена перед комиссией, состоящей примерно из 20-ти человек. Я знал, что должен скрыть своё прошлое и в частности то, что я был сыном хозяина мельницы. Я вместе с остальными был принят на испытательный срок. Вечером для кандидатов из всех сёл был устроен праздничный ужин с концертом. Потому как мы были сплочённой группой, девушка-комсомолка из железнодорожной компании сумела подготовить с нами сюрпризное выступление. На этот раз нас очень хвалили и мы очень счастливыми отправились спать. Нас распределили по домам местных жителей, и мне выпало быть в одном доме с красавицей-комсомолкой. Для меня было большой честью спать с ней в одной кровати, но из-за волнения и в основном из-за отсутствия полового воспитания, я всю ночь не сомкнул глаз и ещё много лет не мог себе простить, что не воспользовался такой неповторимой возможностью испытать то особенное, о чём так много слышал. Я думаю, что разочаровал и её, так как наутро, она похвалила моё пуританское поведение, но в её словах слышался сарказм. Я хранил свою невинность ещё много лет.

Гостинница семьи Фихман в Буянах.

Наше финансовое положение было великолепным, но мы были очень одиноки и кроме нашего друга мельника, который проявил  по отношению к нам преданность и доброту, нам больше не с кем было общаться. Наш дом стоял на перепутье, и каждая еврейская семья, бывшая по пути в Черновицы из Транснистрийских гетто, была приглашена моей мамой на несколько дней отдыха и выздоровления. Наши гости были очень довольны приёмом, а мама радовалась их обществу. Всё это продолжалось почти год с небольшими перерывами и доставило и гостям и хозяевам огромное удовольствие.

Папа на мельнице.

Папа работал на мельнице так тяжело, как будто она  была его собственной. Она часто простаивала, так не было запчастей. Папа был большим специалистом в этой области, он сумел организовать ремонт и даже производство важных деталей, несмотря на то, что оригинальные части производились компанией Бухлер в Швейцарии. Недостающие части и ремонт некоторых из них, он оплачивал мукой, остававшейся в трубах. Горючего тоже не хватало, поэтому папа послал нового директора, польского еврея, в Галицию, чтобы приобрести его там. Его энергия и предприимчивость, которые почти полностью исчезли во время пребывания в гетто, вернулись к нему, и благодаря этому мельница возобновила свою деятельность, и это принесло отличный заработок. Деньги перестали быть проблемой, и мы могли позволть себе очень многое. Наконец-то впервые мы могли, не экономя, покупать дорогостоящие вещи и откладывть их на чёрный день.

Снова приближается опасность.

Папе было 46 лет, и он ещё принадлежал призыву в армию и для того, чтобы этого не случилось, его должны были признать незаменимым в тылу. Это стоило постоянной поставкой муки и манки, а иногда и свиней весом в 50-60 кг, которых папа специально выращивал на мельнице, чтобы "делать подарки на особые мероприятия", короче говоря, давать взятки. В один из его приездов в центральное управление, когда он, как обычно привёз месячную взятку управляющей мельниц всей северной Буковины, его взяли на допрос в Н.К.В.Д., и к счастью ему удалось выпутаться из этого. Мы уже не были такими наивными и тут же поняли, что опасность близка, и действовать нужно незамедлительно. Так же как и в первую мировую войну, Румыния металась от одной  стороны к другой. Мы знали о продвижении Советской армии из газет, а также из писем брата, служившего в Советской армии в Румынии.

На этот раз отец действовал очень быстро и в отличие от унылого бездействия в период гетто, на этот раз он нашёл правильный выход из положения. Он уже не относился к тем людям, которые продолжали утверждать, что с ними ничего не произойдёт. Очень многие были высланы в Сибирь или пробыли под арестом в ожидании суда очень много лет. Нам выпала возможность убежать в Румынию, заплатив за это взятку, что мы и сделали.

Побег в Дорохой в Румынию.

Мы поспешно сорвали сестру из университета, сели в повозку и так опять возобновились наши скитания. Мы пересекли границу в городке Герца и прибыли в Дорохой. Отец знал очень многих там, так как до войны у него были деловые связи с ними, а мы были знакомы с некоторыми евреями ещё по Могилёву, (они вернулись к себе домой за два года до нас). Нас очень хорошо приняли, и я встретил друзей из гетто. Приятели моего отца выделили нам маленькую комнатку на балконе. Сестра сразу же уехала в Яссы, чтобы продолжить учёбу, а папа отправился на поиски работы в Бухарест. Давид тогда ещё был в армии, так что в нашем маленьком временном жилище остались только я с мамой. Я не знаю, что привело к тому, что в течение нескольких дней всё моё тело покрылось фурункулами и страшно зудело. Врач сказал мне, что это чесотка и фурункулёз. Каждая из этих болезней очень неприятна, а обе вместе взятые приносили мне ужасные страдания. Доктор Данилов, известный ещё в Могилёве, жил и работал в Дорохой. Он дал мне мазь с очень неприятным запахом и всякие таблетки, но основной уход взяла на себя мама. Она купала меня по-нескольку раз в день и мазала этой вонючей чёрной мазью. Она преданно ухаживала за мной так, как умеют только матери. За несколько недель, я избавился от двух "подарков", привезённых мною из Советского Союза. Я очень страдал от перемен и переезда в Румынию. И к этому ещё прибавились мои болячки. Я жаловался маме, что меня сорвали с места, где я был так счастлив после трёх лет лишённых детства, полных страданий и голода и где я снова оказался в среде, которая удовлетворяла меня и давала наслаждение. А теперь меня пытаются срастить с новой средой. Я был сильно удручён и принёс маме много страданий и горя, которых она ни в коем случае не заслужила. Я должен был проявить по отношению к ней больше понимания и чуткости, но, несмотря на моё вынужденное повзросление в гетто, всё ещё оставался ребёнком, не понимавшим всей преданности, самопожертвования и безграничной любви, которые она отдавала всем нам, а особенно мне "мизинцу" (самому младшему)

У нас не было никаких вестей от папы, а также перестали приходить письма от Давида, может потому, что он не знал нашего нового адреса, а может и потому, что опасался писать нам.

Молодёжное сионистское движение.

Меня разыскали мои друзья по гетто, и я стал с ними встречаться. Особенно приветливо ко мне относился, Сами Грисеро, с которым я дружил ещё в начальной школе. Он был уроженцем городка Радоуц, располагавшимся  по ту сторону реки Прут. Для того, чтобы учиться в еврейской школе, где учился также и я, ему приходилось ежедневно переходить через мост. В Могилёве мы снова встретились, но наши пути разошлись, когда евреев Регата отпустили на родину, и я был очень рад новой встрече с ним. Мои одногодки в Дорохой уже освоились и владели румынским языком, изучение которого я только сейчас возобновил. Они были одеты по-детски, на мне же было почти вполное обмундирование русского солдата: галифэ, сапоги и военная рубашка. Они были членами еврейского сионистского движения. Меня тоже пригласили в ячейку и к моему изумлению, я обнаружил, что помню все еврейские песни, которые пел ещё в начальной школе "Тарбут". Я вспомнил даже несколько предложений на иврите и это призвело впечатление на моих друзей. Постепенно я стал вхож в круги сионистского движения. Я также танцевал народные танцы и даже пытался стать солистом русских народных песен. Постепенно я привык к новому месту и уже почти не жаловался, что меня увезли с моей родины. Моя деятельность в ячейке отнимала у меня большую часть времени. Мы ходили по свадьбам и собирали пожертвования в фонд Керен Каемет (организация, которая скупала земли у арабов в Палестине). Мы так же разыгрывали сценки, в одной из которых я даже сыграл роль арабского мудреца из Иерусалима, одетого в бедуинскую одежду. Уменя не было никакого понятия, кто он такой и вообще, кто проживает на палестинской земле и кто правит ею. Я не имел никакого представления о сионизме, и моё первое знакомство с ним началось только по прибытию в Румынию. В сионистской ячейке было много девочек, наших одногодок, которые были не по возрасту развитыми. Мне была особо приятна их близость, так как в Буянах у нас в компании были только мальчишки. Эти девочки были очень милыми, а некоторые даже красивыми. Я подружился с несколькими из них, но была одна, которая очень хотела быть моей девушкой. У меня не было никакго опыта в такого рода отношениях, и кроме того, я до тех пор ещё любил Вильму, с которй надеялся встретиться и объясниться в любви.

Бухарест.

Папа сообщил нам, что нашёл квартиру в Бухаресте, и что мы можем выезжать. Он не сообщал ничего о заработке, так как наши планы были не осесть в Румынии, а уехать в Израиль, потому что  оттуда это было сделать намного легче.

Мы сели в товарный поезд и через два дня прибыли в Бухарест. Мы перевезли свой немногочисленный багаж в небольшую мансарду на улице Лабиринт. В нашем распоряжении была небольшая комнатушка и вся крыша. Там мы снова встретились со старыми знакомыми-клопами, от которых нам немало досталось в годы войны в гетто.

Папа пытался заняться торговлей на чёрном рынке. Он занимался обменом валюты, и продажей золота и у нас появилась надежда, что от голода мы не умрём.

Возвращение в школу.

Моей сестре принадлежит заслуга в том, что я получил образование, так как она настаивала, чтобы я продолжал учиться и не оставляла меня в покое ни в гетто, ни в Румынии. Она попросила своих подруг в Бухаресте помочь мне в учёбе. Моё образование было очень разнообразным: четыре класса в начальной школе, где румынский изучался, как иностранный язык. С приходом Советов, обучение велось на украинском, вторым языком был русский, затем прошли четыре года без формального образования и, наконец, 7-ом классе я снова учился на украинском. Сейчас по возрасту я должен был быть в 9-ом классе, но моего образования с трудом хватало для 6-го класса румынской гимназии, в которой я должен был уже отлично знать румынский, а также географию, математику, французский, историю и латынь, которые все эти годы мне вообще не пришлось изучать. Французскому, румынскому и латыни меня взялась обучить подруга сестры Биба Вертиковская, и это позволило мне пойти в 4-ый класс гимназии и это приравнивалось к 8-ому году обучения. Я был старше всех в классе, так как большинство из них в годы войны продолжало учёбу без перерыва. Я начал учиться и делал это с большим энттузиазмом.

Несмотря на то, что я помогал папе на чёрном рынке, служа "невинным переносчиком" контрабандного товара и валюты, запрещённые законом, я посвящал учёбе очень много времени и был хорошим учеником. Я очень гордился своей фуражкой, которую все гимназисты обязаны были носить.

Я выдержал вступительные экзамены в выпускные классы ("Тихон") и даже получил отичную оценку по латыни. Это была настоящая сенсация. Случайно я помнил наизусть главу, которую нужно было перевести. Это был рассказ о переходе 300 греческих солдат в Термофильском проливе. На этот раз меня заслуженно перевели, и я стал учеником в той же сети школ "Тарбут", только обучение там проводилось не на иврите. На румынском школа называлась "Культура" и она находилась на улице Святого-Иоана. В моём классе был ещё один ученик моего возраста Юлиус Тирер, который так же, как и я пропустил годы учёбы. Вместе с ним мы записались в 10-ый класс другой школы, в которой мы занимались параллельно, школе Тарбут".

Румыны снисходительно относились к таким как я, репатриантам. Они во многом шли нам навстречу и делали нам поблажки (не раз я думал, что у нас в Израиле репатрианты не получали подобного отношения) Мы вместе учились и вместе готовили домашние задания. Насколько мне известно, Юлиус даже выдержал экзамены. Я же выбрал другой путь.

Однажды к нам в ячейку прибыл посланец из Израиля, а может это был активист из республиканского сионистского центра, потом он побывал также и в школе. Он объяснил нам, насколько важна репатриация в Израиль, особенно после всего случившегося в Европе. Он рассказал нам об ужасах, которые произошли в концлагерях: Аушвиц, Бухенвальд, Биркенау, Треблинка и в других. Я мало знал об этом, несмотря на то, что встречал в Черновицах  некоторых узников концлагерей. Может мои родные, даже разговаривали с ними и знали об этом больше. Я не знал или не понимал всего происшедшего до приезда посланца. Он посоветовал тем, кто хочет уехать в Израиль, пройти подготовку в одном из сионистских движений.

« Previous Page Table of Contents Next Page »

This material is made available by JewishGen, Inc. and the Yizkor Book Project for the purpose of
fulfilling our mission of disseminating information about the Holocaust and destroyed Jewish communities.
This material may not be copied, sold or bartered without JewishGen, Inc.'s permission. Rights may be reserved by the copyright holder.

JewishGen, Inc. makes no representations regarding the accuracy of the translation. The reader may wish to refer to the original material for verification.
JewishGen is not responsible for inaccuracies or omissions in the original work and cannot rewrite or edit the text to correct inaccuracies and/or omissions.
Our mission is to produce a translation of the original work and we cannot verify the accuracy of statements or alter facts cited.

  "Survive and Tell"     Yizkor Book Project     JewishGen Home Page

Yizkor Book Director, Lance Ackerfeld
This web page created by Lance Ackerfeld

Copyright © 1999-2024 by JewishGen, Inc.
Updated 21 Jan 2005 by LA