Погром в Буянах.

Один из работников мельницы, из чувства благодарности к отцу за то, что он обучил его профессии мельника, поделившись своим богатым опытом или может потому, что был порядочным человеком (сегодня этих людей в Израиле называют святыми праведниками мира за спасение евреев во время второй мировой войны) посоветовал моему папе немедленно скрыться, так как что то страшное должно произойти в ближайшую ночь. Отец немедленно поделился этой вестью с местными евреями, но они приняли это с пренебрежением и насмешкой. Они утверждали, что с ними ничего плохого не произойдёт, поскольку они живут на протяжении поколений с этими людьми и отношения между ними тёплые и дружеские.

Стояла полнейшая тишина, которая время от времени прерывалась шумом самолётов, пролетавших почти над самой головой. Самолёты, тем более военные, были большой редкостью в наших краях. Несмотря на страх, моё любопытство и желание всё видеть своими глазами, взяло верх, и тут впервые в жизни я увидел боевой самолёт настолько близко, что мог различить голову пилота, и как мне показалось, даже ощутить на себе его взгляд.

Мой отец принял предостережение мельника, но не настолько серьёзно. Мы забарикадировались на чердаке, заложив дверь. Хоть это и не было серьёзным препятствием, оно достаточно затрудняло вход на чердак. Погром начался ещё до того, как опустились сумерки, и длился до самого утра.

Гоим, которые на протяжении поколений жили бок о бок с евреями, собственноручно истребили почти всё еврейское население. Это был не убийца одиночка и не организованное побоище, а спонтанная резня своих же соседей жителями деревни. Всё это было результатом христианского воспитания ненависти к евреям, дополненное кузистской пропагандой (крайне правая партия Кузы) во время властвования Румынии, а возможно и результатом работы фашистских агентов, засланных в село или же созревших там. Трудно понять, а ещё труднее поверить, что такое могло произойти в обстановке, царившей в Буянах.

Через щели в крыше мы видели, с какой жестокостью волокли тело раввина, в которое были всажены вилы. В то же самое время происходил грабёж нашей квартиры и квартиры нашего хозяина. Мы слышали попытки играть на скрипках моих брата и сестры, а так же вопли десятков взбесившихся пьяных и озверевших грабителей, как будто соревновавшихся в мощности криков. Мы не знали, чем всё это закончится. Наша семья и семья хозяина были очень напуганы и ошарашены, хотя мы и слышали о погромах и издевательствах, на этот раз мы пережили это всё на себе. Трудно было поверить, что всё это происходит наяву. Мы все как будто окаменели, но самообладания не потеряли. Стараясь не шуметь, мы ещё немного укрепили баррикаду. Несмотря на то, что гоим были уже усталые и пьяные, они всё равно попытались подняться на чердак, но их попытки закончились неудачей из-за наших укреплений и упадка сил и потому они решили поджечь дом и уйти. У нас уже не было никакого выхода, и потому мы спустились с чердака и к нашему изумлению и огромной радости мы обнаружили, что жестоких убийц и грабителей уже не было поблизости. Наши соседи, которые прятались с нами на чердаке, к нам не присоединились. Несмотря на то, что они своими глазами видели всё происходившее, они всё же верили, что ничего плохого с ними не случится. Насколько мне известно, они погибли в катастрофе, возможно даже в своей родной деревне. Деревенский врач, доктор Линденбаум и его жена, жившие по соседству с нами, тоже уцелели в ту ночь. Во дворе мы обнаружили, что все книги Торы и другие священные писания были сожжены как будто в процессе религиозного варварского обряда. Это было ужасное и подавляющее зрелище. Украдкой мы покинули дом, и нашли того самого мельника, который знал о нашем убежище. Он прятлся у нашего дома, чтобы в нужный момент, если ему это удастся, помочь нам. Он напомнил нам, насколько серьёзным было наше положение, и объяснил, как покинуть деревню под покровом темноты. Он посоветовал нам спрятаться в близлежащих полях, пока утихнут страсти. Не зная заранее, что случится, мы думали, что проведём на чердаке короткое время и потому поднялись туда в лёгкой домашней одежле, совсем не подходящей для странствований и ночлегу под открытым небом. К нашему счастью мы все были хотя бы обуты. Мы укрылись в пшеничном поле на окраине деревни и сидели в полной тишине и почти без движения. Как раз в это время был сбор урожая и потому в поле находилось множество крестьян, которые косили совсем рядом с нами, но к нашему счастью они не успели приблизиться к маленькому клочку поля, на котором мы прятались. Если бы мы были обнаружены, всё закончилось бы для нас так же печально, как и для остальных жителей деревни.

С наступлением темноты, начались наши странствия, длившиеся три дня и три ночи. За это время мы прошли всего 16 километров, однако эти скитания тянулись как вечность и были полны страданий и постоянной смертельной опасности.

По дороге в Черновцы.

У отца были документы, подтверждавшие, что он был хозяином мельницы. Я даже не знаю, когда он успел их взять. Он наивно верил, что румыны отнесутся к нам, как к капиталистам. Нашим прикрытием была легенда о том, что мы скрывались от коммунистов.

Мой отец, который вероятно прекрасно понимал обстановку, очень переживал за нас и хотел предотвратить наши страдания. Каждую свободную минуту он строил планы самоубийства для всей семьи: или утопиться в реке Прут, или перерезать всем вены бритвой, или поджечь стог сена, в котором мы прятались. Он не хотел, чтобы мы страдали от пыток, которые ему наверное пришлось пережить в первую мировую войну или думал о самоубийстве в крепости Мецада. Мне кажется, что я был самым главным противником планов самоубийства. Я не знал ничего о смерти, но очень хотел выжить. Моя сестра утверждает, что это она предотвратила это самоубийство. Представление о смерти у меня было только из наблюдения за похоронными процессиями, когда я видел горе и слёзы скорбящих родственников. Оно было для меня абстрактным так же, как и предатавление о жизни и не выходило за рамки инстинктов ребёнка.

По дороге в Черновицы мы наткнулись на патруль румынских солдат, которые остановили нас и стали допрашивать. Мы им показались подозрительными, и им ничего не стоило убить нас. Для этого им даже не потребовалось бы разрешение свыше, поэтому мы очень боялись за свою судьбу. К счастью они поверили невинному объяснению нашего отца, а может просто решили оставить нас в покое, получив в качестве взятки часы Давида. Позже нам подвернулся крестьянин из села Магала, известного своей дурной репутацией. Несмотря на то, что мы пережили, мы всё же остались наивными, наверное, нам трудно было привыкнуть к тому, что мир неожиданно изменился и нельзя больше никому доверять. Мы хотели взять у него в аренду лошадь с повозкой. Он согласился и привёл нас в село, заранее сообщив односельчанам о нашем прибытии, чтобы всем вместе напасть на нас. Как только мы пришли туда, на нас напала целая банда хулиганов и начала избивать отца, мать и брата. Мне же с сестрой удалось спрятаться и издалека мы видели, как избивают нашу семью. Мама была ранена в голову, и сильное кровотечение окрасило её домашнее платье в красный цвет. От потери крови она сильно побледнела и стала беззвучно плакать. В детстве мою маму укусила собака, и укус пришёлся на верхнюю губу, и нижнее веко и с тех пор она страдала от непроизвольного слезотечения. Мама старалась удержать слёзы, которые текли ручьём. Может в это время она думала об участи своей матери, которая в своё время перенесла нападение и издевательства грабителей, а может она больше переживала за нас. Мы никогда об этом не вспоминали, а я не спрашивал, чтобы не пробудить эти воспоминания. Трое здоровенных мужиков схватили моего папу, сбросили его в канаву и начали изо всех сил безжалостно избивать ногами, а брата они тяжело ранили в руку камнем. Мы с сестрой с болью и страхом следили за происходившим. Было впечатление, что они  избивали их не со злостью, а с явным удовольствием, словно это была игра, которую они так долго ждали. После того, как они решили, что достаточно поиздевались над нами, они оставили нас в покое и убрались прочь. Мы тут же убежали и спрятались в поле.

Сейчас отец снова начал строить планы самоубийства, на случай, что на нас снова нападут. На этот раз мы поняли его стремление к самоубийству. Он не хотел, чтобы его дети были свидетелями унижений и издевательств над их родителями.

На рассвете, после длинного и утомительного перехода мы прибыли в небольшой промышленный городок Жучка, который стоял на берегу Прута. По другую сторону реки мы увидели долгожданные Черновицы. Это был пустой и заброшенный городок, по улочкам которого мы бесшумно бродили. Мы приблизились к дому, который как нам показалось, принадлежал еврееям. Там была плетёнка (лискале), на которой евреи делали мясо кашерным, а после этого вывешивали её во дворе для просушки. Мы прокрались в амбар и поднялись на чердак, чтобы спрятаться и отдохнуть от длинной дороги и перевязать раны от побоев, нанесённых нам в деревне Магала. Через некоторое время мы услышали скрип осторожно открывающейся двери. Папа прошептал, что это наверняка еврей, так как гой открыл бы дверь уверенно и быстро. Это действительно был еврей, который вероятно обнаружил наше присутствие. Он напоил нас горячим чаем и попросил немедленно удалиться, чтобы не подвергать опасности его семью и всех местных евреев. Он так же рассказал нам, что начальник румынской полиции, который служил до прихода Советов, вернулся и обещал евреям Жучики, что им не причинят зла, однако если обнаружится, что они укрывают кого-либо, он будет вынужден уничтожить чужаков вместе с их укрывателями. Это было причиной того, что мы должны были уйти. Этот еврей показал нам заброшенный дом, в котором мы можем спрятаться. Мы безропотно перешли в заброшенный дом и собрались отдохнуть и переждать до лучших времён. Там мы нашли крынку кислого молока и, несмотря на то, что, на нём было полно мух, мы выбросили их и с аппетитом выпили то, что осталось. Мы не нашли больше ничего съедобного, а выйти на улицу мы не могли и потому нам ничего не оставалось, как надеяться, что добрый еврей позаботится о нас. И в самом деле, нам не пришлось долго ждать. Ещё в тот же день мы услышали стук в дверь и открыв её, мы обнаружили группу людей, один из которых был в полицейской форме и его представили нам, как начальника полиции. Люди, которые его сопровождали, были вероятно местным еврейским комитетом. Несмотря на то, что после долгих колебаний, они выдали нас, они всё же ходатайствовали за нас перед полицейским. Он пообещал нам, что если мы немедленно уйдём, он не предпримет против нас никаких мер. У нас не было никакого выхода тем более, что мы и так  хотели добраться до Черновиц с надеждой объединиться с родственниками, о которых мы по правде говоря тогда ничего не знали. Мы стали продвигаться в сторону моста, но через несколько десятков метров столкнулись с проблемой: отступая, Советы взорвали мост и пересечь его можно было только пешком. Мы видели, как в двух направлениях по нему шли солдаты. Мы стали продвигаться по мосту, и дошли до места, где он был серьёзно повреждён. Это место я пересёк, балансируя без всяких проблем, и по моему примеру это сделали папа, брат и сестра. Из-за серьёзной потери крови и продолжительного голода и хронической усталости у мамы было головокружение, и потому она не могла балансировать на узеньком бревне, соединявшем обломки моста. Мы не знали, что делать. В этот момент к ней подошёл румынский солдат, который был свидетелем всего и не зная и не спрашивая кто мы, помог ей перейти. Я надеюсь, что бог вознаградил его за это. Я снова убедился, что не все люди злы и полны ненависти, несмотря на то, что позже я обнаружил, что большая часть человечества жестока и безчуственна.

  "Survive and Tell"     Yizkor Book Project     JewishGen Home Page

Copyright © 1999-2024 by JewishGen, Inc.
Updated 4 Jan 2005 by LA