Survive and Tell (Russian)

Я хорошо помню, как ходил в детский сад Ципоры Бланк и так как это был еврейский детсад, почти все песни, которые мы пели, были на иврите. Евреи нашего городка были проникнуты духом сионизма и стремлением к знанию иврита. Дорога в детский сад, которая тогда казалась мне очень длинной, проходила через поля и кладбище. Я полагаю, что когда-то кладбище находилось на окраине городка, но рост населения и интенсивное строительство привели к тому, что оно оказалось, чуть ли не в центре. Когда я шёл в детский садик, мне приходилось миновать воинственно настроенных гусей, которым не нравилось моё присутствие. Я страшно их боялся, так же как и собак, страх к которым сохранился во мне до сегодняшнего дня. В зимние и в дождливые дни мы занимались в красивом и хорошо оборудованном помещении, напоминющем современные детские сады. Там мы играли, пели песни, разучивали стихотворения и отмечали все еврейские, религиозные праздники и всё это на иврите в сефардийском стиле, в то время как в синагоге молились в ашкеназийском стиле. Таким образом нас готовили к поступлению в еврейскую школу городка "Тарбут" (культура).

Меня приняли в первый класс начальной школы "Тарбут", которая была одной из школ сети "Тарбут", существующих в то время в Восточной Европе. Обучение было на иврите, а официальный румынский язык, изучался как иностранный. Дома мы разговаривали на идиш, а так же и на русском, так как прислуга говорила на этом языке.

Летом мы уезжали в деревню Вияшоара, где нас баловали братья нашего отца и особенно бабушка с дедушкой. Бабушка делала нам газированную сладкую воду нз уксуса и питьевой соды. Дедушка готовил для нас мороженое, вкус которого я никогда не забуду. Лёд для этой цели хранили с зимы в глубокой яме, покрытой соломой для сохранения температуры.

Поскольку нас одевали по-европейски, мы вызывали любопытство и надсмешки местных детей, которые были одеты в национальную одежду. Мы ездили по местам, где у отца и его братьев была механическая молотилка. Это был настоящий праздник: крестьяне складывали весь урожай возле своих домов и наша молотилка, приводимая в движение тракторным мотором, отделяла зёрна от соломы. Несмотря на то, что люди не были объединены в колхозы или кооперативы, была традиция оказания помощи друг другу. Бригады работников переходили от дома к дому до тех пор, пока последний из крестьян не заканчивал подготовку к зиме. Оплату за это мы получали не деньгами, а пшеницей-"десятиной" (десятая часть урожая), которая смалывалась в муку и продавалась в местные пекарни.

Летом мы ходили на речку, где с завистью наблюдали за "шкоцами", которые плавали как рыбы. Евреи, к сожалению, не отличались в этом виде спорта, кроме моего деда, который не только великолепно плавал, но и умел переплывать речку в стойке, держа в одной руке одежду, чтобы не замочить.

Иногда мы ездили отдыхать на курорт на Буковину. Там мы снимали комнату в Якобенах и ездили по окружающим местам в районе Кампу Лунг, Ватра Доарней, Гура Хуморулуй. Мы ездили туда в основном ради мамы, так как она нуждалась в серных ваннах, которые мы по-немецки называли Шфэйфель–васер (серная вода). Заодно мои родители хотели, чтобы я немного поправился, уговаривая меня есть особо жирную сметану. Я не был особым едоком и это очень беспокоило мою маму и моя склонность к полноте, несомненно результат её усилий, заставить меня есть всё с хлебом. Эти места отличались поразительными пейзажами, совершенно непохожими на наш городок. Каменные дома с черепичными крышами в немецко–австрийском стиле особенно отличались от саманных домиков с крышами из дранки у нас в Липканах. Мы ходили в горы, гуляли в лесу, собирали и ели чёрную смородину, вырезали и украшали палочки по местному обычаю.

У меня нет особенных воспоминаний, но я никогда не забуду эту ненавистную жирную сметану, которой меня пичкали. И вообще я не любил ничего кроме хлеба с маслом и какао. Дома я любил допивать остатки очень сладкого чая, который оставлял мой отец, убегавший спеша на работу.

Мне не помнится, чтобы мой отец, когда нибудь со мной беседовал или гулял, кроме тех редких и коротких прогулок на исходе праздников, когда он выходил купить газету или пряностей после длительного поста или на исходе праздника песах. Он почти не присоединялся к нашим поездкам в деревню или на курорт. Он работал "два раза в неделю: " первый-с понедельника до среды, а второй-с четверга до субботы и так каждую неделю.

Как у директора фирмы, у него было много деловых поездок, о которых он мне никогда не рассказывал. Может быть, он делился с мамой и моими братом и сестрой, которые были намного старше меня. Они были старше меня на 6–8 лет и были очень близки. У них был общий язык, и даже общие друзья из-за маленькой разницы в возрасте. А я рос как единственный ребёнок. Они росли вместе и делили общие впечатления, я же был маленьким мальчиком, с которым в лучшем случае иногда играли. Они рано упорхнули из дома, чтобы продолжить учёбу в старших классах. В нашем городке было четырёхлетнее начальное обучение и четыре дополнительных класса, которые сегодня у нас в Израиле называется "хативат–бейнаим." Средняя школа находилась в городах Хутин и Бричаны. Ещё одной возможностью, которую предпочли мои родители, было послать детей в большой и современный город Черновицы, называемый в Австро–Венгерский период "маленькой Веной." Моя сестра училась в женской школе "Кармен Сильва", а брат в школе для юношей "Михай Еминеску". Я остался один на один, со своими многочисленными проблемами и важнейшей из них была моя причастность к еврейству. С раннего детства я знал, что я еврей, который живёт среди "гоим" и несмотря на то, что подавляющим большинством жителей городка были евреи и моя семья была относительно богатой, я знал, что нужно вести себя, как подобает национальному меньшинству. И не раз, для того, чтобы нас оставили в покое, нам приходилось откупаться взятками от местных властей.

Постепенное распространение нацизма в Европе повлияло так же и на Румынию. Правые партии и во главе их "Железная маска" (Garda de Fier) укрепили свои позиции. Их предводитель Куза, несмотря на влияние Франции и Англии на решения правительства, сумел провести закон, в котором говорилось о том, что вся частная собственность должна быть в руках христиан. Таким образом, за очень короткий промежуток времени имена на вывесках магазинов и предприятий, принадлежавших евреям, были заменены именами христиан, которых взяли в долю или купили их имена, подобно тому, как продают гоям "хамец" (не пасхальное тесто) перед праздником песах.

В начальной школе "Тарбут" я проучился четыре года и был довольно таки хорошим учеником. Если я и пропускал уроки, то только по болезни. По тем меркам и беря в расчёт расстояния в городке, дорога в школу казалась мне тогда очень длинной. В любую погоду мы ходили пешком и только изредка нас подвозили на бричке или на санках. Мне помнится, что однажды во время пурги, один из работников забрал меня из школы домой на своих плечах.

Я помню, как мы ходили в лес и отмечали праздник "лаг ба омер". Особенно я любил игры в воинов и изготовление лука и стрел. В этот праздник мы вели себя, как будто мы на самом деле находимся на земле Израиля, хотя я и не представлял себе, как она выглядит и где находится.

Изредка меня брали на футбольный матч. Мне кажется, что я видел один или два фильма с Ширли Темпель и фильм "Тарас Бульба", содержания которого я совершенно не понял, но меня очень поразила технология, которая была настоящим чудом.

Я рос здоровым мальчиком, но всегда жаловался на боли в животе. Я не помню, были ли эти боли настоящими или это было трюком, чтобы увильнуть от еды. Но мне помнятся посещения у зубного врача доктора Хависа и то, как я заболел тифом. Особенно мне запомнилась постыдная и раздражающая кожная болезнь, которой я заразился от одной из кошек, с которой играл. Зубная боль сопровождала меня в течение многих лет до самого призыва в армию. Когда я заболел тифом, меня госпитализировали в монастырской больнице в Черновицах. Кожная болезнь была связана со многими неудобствами. Из-за множества ранок на коже головы, у меня выпадали волосы. Для того, чтобы можно было лечить эти раны понадобилось избавиться от волос. Мою голову покрыли воском, как сегодня это делают женщины, чтобы удалить волосы на ногах. После этого мне прикладывали примочки из специального йода. Мне не мешали подтрунивания моих приятелей, но я был очень обижен насмешливым вопросом тёти Оли матери Абрама, Рухале и Додика:" Где твои волосы? "Её в свою очередь очень забавляло моё смущение.

Возможности времяпровождения для детей моего возраста были довольно ограниченными. Я долго играл в футбол тряпичным мячом, пока мне купили настоящий. Особенно я любил зиму, потому что можно было кататься на коньках и на санках. На лыжах мы почти не катались из–за довольно равнинной местности, а ездить на лыжные базы, у нас не было принято. Почти ни у кого не было настоящих лыж, у некоторых они были самодельные. Я сам научился ремеслу выгибания досок, пытаясь изготовить себе лыжи. Но, в конце концов, мне это не удалось и потому, как и многим другим пришлось довольствоваться обручем от бочки. Коньки у меня были, но не вместе с ботинками и потому их приходилось привинчивать к ним. Это был неплохой патент, но случалось, что они отрывали подошву или просто отваливались, и их нужно было время от времени укреплять специальным ключём.

В межсезонье между осенью и зимой, а так же между зимой и весной было своё особое волшебство и сезонные игры. Мы пускали бумажные кораблики в лужах, которые образовывались весной от таяния снега. И вообще я не помню, чтобы я, когда нибудь жаловался на скуку, в отличие от моих детей и особенно внуков, в распоряжении которых самые современные игры. В любую погоду мы играли в игру "Кэмпэ" (там было две группы) Мы крутили обручи, гоняли в футбол, собирали насекомых, устраивали соревнования "штрэнгалах" и во многие другие игры, никогда не жалуясь на скуку.

К моему великому сожалению, я не читал книг и не играл ни на каком музыкальном инструменте. На самом деле никто из наших тоже этого не делал. Мы беспрерывно были чем-то заняты, но эти занятия ни в коем случае не были творческими или воспитательными. Эти игры избавляли нас от излишка энергии и препятствовали скуке.

Школа тоже была занятием, правда не таким интересным. Мне не нравилась привычка наших учителей давать задание на каникулы. Чтобы избавиться от этого груза, я усаживался за уроки уже в первый день каникул, но очень быстро я был отвлечён более интересными делами, и так задание откладывалось до последнего дня, когда я начинал нервничать, и привлекал всю семью на помощь в выполнении задания.

Мои одногодки, в основном девочки, праздновали свои дни рождения. Несмотря на то, что из-за принципов моего отца не отмечать ничьих дней рождения, я никого не приглашал, меня приглашали все, и я с удовольствием в них учавствовал и особенно любил игры с девочками. Только по таким случаям игры с девочками были дозволены, так как в школе были отдельные игры для девочек и мальчиков. На такого рода мероприятиях завязывались дружеские и в последствии и более серьёзные, хотя и не официальные отношения. Однажды дирекция школы приняла решение организовать большой ханукальный вечер. Специально для этой цели сняли театр Гершензона. Меня выбрали для зажигания и благословения ханукальных свечей. Зал был полон до такой степени, что невозможно было дышать, и я с трудом зажёг свечи. Мы очень много репетировали, и я очень гордился своей главной ролью. По этому случаю мне даже сшили новый костюм и дали накидку и шляпу певчего. Мои родители очень гордились мною и потому специально пригласили фотографа, чтобы запечатлеть это торжественное событие. Эту фотографию послали моему дяде в Израиль в Кфар Егошуа. Эта и ещё две фотографии единственные, которые остались из семейного альбома, хранятся у меня по сей день.

Многие годы я ошибочно считал, что меня выбрали из-за моего приятного голоса, однако в 1980 году двое моих одноклассников, которые репатриировались из Советского Союза, рассказали мне, что выбор пал из-за того, что у моего отца было достаточно денег, чтобы купить новый костюм. Самое интересное, что это событие настолько врезалось в их память, что оно было главной темой наших воспоминаний. С их стороны это было сладкой местью, а у меня это вызвало огромное разочарование.

Семья Фихман.
Стоят справа налево: Израиль, Цви, Шимон, Роза, Элиэзер, Моше с женой Олей и Зуня.
Сидят: Хая (моя мама) Нахман, Фрума, Лейб, Матитьягу с женой Яффой.
Сидят на коленях: Давид, Батья, Шалом, Рахель (сзади) Аврам, Дора.

Моё детство.